Монолог главного героя пьесы Константина Стешика «Друг мой» невероятно полифоничен — в нем можно расслышать около десятка других персонажей. История простая: два друга выходят ночью из дома, чтобы стрельнуть сигарету у кого-нибудь из прохожих, а дальше с ними случается череда странных, порой даже опасных происшествий и встреч. Поначалу создается впечатление динамичной, насыщенной событиями истории-бродилки, но постепенно начинает закрадываться подозрение, что происходящее не имеет ничего общего с реальностью, а все герои пьесы — заперты в голове одного человека, как в черной коробке.

Создатели спектакля «Друг мой» в театре «Суббота» (режиссер Андрей Сидельников, художник Мария Смирнова-Несвицкая) первым делом решили черную коробку открыть и подсветить лампой. Так слева от сцены появляется подмакетник, и в нем мы видим белые фигурки-силуэты: одна, две, три — по количеству героев. Все персонажи разной степени нормальности оказались выпущены режиссером на волю. Текст Стешика, написанный как монолог, достаточно легко раскладывается на отдельные реплики.

До начала спектакля пространство сцены скрывает черный полупрозрачный занавес, за ним на заднике расположены три экрана, с которых на зрителей смотрит, мигая, человеческий глаз. Первыми в «ночной дозор» заступают две фигуры в черных толстовках с капюшонами. Согласно программке — это «тени». Они вроде слуг просцениума — подчеркивают условность происходящего. Тени отодвигают занавес, распыляют над головами героев мелкий дождь из пульверизатора, в сцене драки двух друзей выходят гримировать актеров. Они же добавляют и убирают белые фигурки внутри подмакетника. Почти все герои спектакля похожи на эти безликие картонные силуэты: порезанный, девушка с собакой, работники «скорой», мужик, алкоголики — мы ничего о них не знаем, у них нет имен, возраста и каких-либо индивидуальных черт. Актеры легко меняют образы, представая за время спектакля в роли двух, а то и трех персонажей.

Увеличенная проекция белого силуэта падает на занавес, отлетает вверх, и из темноты выходят два героя — два молодых человека. Без имен: Герой (Иван Байкалов) и его Друг (Владислав Демьяненко).
Первым, кого они встречают в своем ночном путешествии, это человек, который лежит под фонарем в луже крови — Порезанный (Алексей Белозерцев). Друг подходит к человеку. Герой медлит, предлагает вернуться домой («вдруг он мертвый?»). В это время Порезанный весело пританцовывает, потом послушно, согласно тексту, ложится на пол и изредка поворачивается к залу, комментируя свое состояние. Друг хочет найти помощь, вызвать «скорую». Герой нехотя соглашается. Он предпочитает не видеть и не слышать чужие проблемы и чужую боль — хватает и своей. «Мне плевать, пусть они все сдохнут, лишь бы я не умер», — говорит он. Друг, напротив, — возможно, немного инфантильно и слишком доверчиво — бросается помогать, не задумываясь, чем обернется эта авантюра.

В анонсе спектакля обещан «поединок двух мужчин, двух мировоззрений», но это скорее напоминает борьбу более рациональной, опытной, а потому осторожной и немного циничной части души с другой, безрассудной, максималистской и более юной, — в одном человеке.

Работники «скорой» (Екатерина Рудакова, Анна Васильева) приезжают на каталке с чемоданчиком и в обнимку с синей мигалкой. Они достают кружки с чаем и некоторое время неторопливо взирают на Порезанного. Куда спешить?

Ключевым персонажем, которого герои встречают за время своей ночной прогулки, становится Крепкий парень (Алексей Белозерцев) с травмой головы. Он охотно присоединяется к шатанию по городу в поиске сигарет. Белых силуэтов в подмакетнике и в проекции на экранах становится три. Для всей истории, рассказанной Константином Стешиком, кажется немаловажным, что Крепкий парень — единственный персонаж, у которого есть своя личная история. В аварии у него погибли жена и дочь, он боится спать по ночам. Этот герой — словно бы случайный фрагмент реальности во сне. Его рассказ сопровождается появлением девушки в черном платье с красным воздушным шаром. Образ, перекликающийся со знаменитым граффити художника Бэнкси «Девушка с воздушным шаром», который стал метафорой хрупкости детства и утраты. Крепкий парень живет своей трагедией, он буквально дышит ею. Пока все трое сидят на скамейке, он достает из кармана красный шарик, надувает его, вдыхает воздух и, приложив пальцы к губам, выдыхает, будто курит воображаемую сигарету.
Столкновение двух главных героев происходит неожиданно. Друг дает пощечину Герою за то, что тот, по его мнению, не к месту начинает декламировать «Земную жизнь пройдя до половины…». Герой ошарашен произошедшим, даже спустя какое-то время он продолжает разводить руками и по-детски обиженно восклицать «ведь я твой друг!». Его мир четко делится на друзей и не друзей. На своих и чужих. Вопросов он себе никаких не задает. Герои продолжают брести по городу — на экранах появляется проекция автострад и домов. Им встречаются на пути женщина с длинным поводком, протянутым откуда-то из темноты кулис, алкоголики, позвякивающие бутылками, которые, наконец, угощают их сигаретами. Героя, кажется, полностью захватила обида. Все, что говорит Друг, его начинает раздражать. Ему, как оказалось, свойственно испытывать «слишком бурные эмоции» по ничтожным поводам.

Он даже порывается уйти, но сделать это невозможно. Герои по-беккетовски застревают в бесконечности, но не ожидания, а пути. Они идут сквозь город, мимо панельных многоэтажек с горящими окнами. Откуда-то и куда-то. Фраза «пойдем домой» звучит как просьба, вопрос и как настойчивый призыв, но домой они не идут. Герой отходит на несколько метров и все равно возвращается к Другу. Обстоятельства уводят их дальше — волей чьих-то пальцев, опускающих и забирающих фигурки из черной коробки.

Между героями происходит драка. Перекрикивая грохочущую музыку, Герой выплескивает всю накопившуюся злость. Вновь появившиеся тени успевают побелить волосы и плечи актеров, нанести черные грязевые разводы на лицо и нарисовать бурую струю крови на лице Друга — от «удара» по носу. Кажется, что Герой «бьет» своего Друга не только потому, что тот его «ударил», не только за то, что Друг подверг его опасности и вообще вытащил ночью на улицу вместо того, чтобы спать «как белые люди». Он бьет его за все хорошее, что есть в Друге и чего нет в нем самом.
Последняя, кого герои встречают на краю ночи, это дворничиха (Анна Васильева). С наступившим рассветом, в рассеявшейся тьме она оказывается доброй и земной силой. Гулкое и инфернальное пространство сцены, в котором «что-то не так», наполняется вдруг знакомым запахом растворимого кофе, которым она угощает геров. Друг выпивает свою чашку, а потом встает и делает шаг во тьму. На его место падает луч света. Вместо «скорой» за Другом приходят тени. «Не меня — его», — говорит Герой и указывает на зияющую пустоту рядом с собой. Все субличности, наконец, собираются в одну. Герой надевает плащ, меховую шапку, очки и на наших глазах моментально стареет на 30 лет. Его непостаревший Друг оказывается по другую сторону полупрозрачного занавеса и под гитару исполняет песню Алексея Паперного «Я забыл», где в припеве есть слова: «Я забыл, забыл, как я раньше… жил».

Главный «твист» этой истории режиссер, вслед за автором пьесы, припас напоследок. Только в финале мы почти случайным образом узнаем возраст Героя и его Друга. Им по 60 лет. Об этот факт невольно спотыкаешься, читая пьесу, и задаешься вопросами: «Им с самого начала столько лет? Или они постарели за время пути?» Андрей Сидельников рассматривает текст Константина Стешика как «экзистенциальную притчу» и своим спектаклем дает один из возможных ответов. Одна странная ночь растянулась на целую жизнь, где Герой бесконечно бродит впотьмах, где он каждый раз совершает выбор, важный здесь и сейчас.

Белые силуэты исчезают по одному.

Гаснет свет.