Театр «Суббота» в очередной раз призвал под свои знамена режиссера Татьяну Воронину, а вместе с ней и Антона Павловича Чехова: название премьерного спектакля «Реникса» скрывает классическую пьесу «Три сестры». Чехов еще 124 года назад подметил в соотечественниках любовь к говорильне о будущем, где небо будет в алмазах, и все обязательно отдохнут. От чего только устают люди, склонные к пустым, бездеятельным разговорам на фоне прекрасных мечтаний – порой совершенно непонятно… Однако чеховские «Три сестры», где все герои так узнаваемо мучаются «не своей», «не заслуженной» жизнью, становятся все актуальней год от года. Свидетельство этой востребованности – возрастающее в арифметической прогрессии число постановок означенной классики.

Драматург был бы поражен тем, что сейчас только в Петербурге и окрестностях «Три сестры» материализованы в Молодежном театре на Фонтанке, МДТ, НДТ, театре им. Ленсовета, БДТ, «Мастерской», КТМ, в Кронштадте – в Театре Балтийского флота, и даже в Выборге – в театре «Святая крепость». За сто с лишним лет чеховская забава «реникса» из шуточной попытки увидеть в русском слове «чепуха» латинские буквы давно превратилась в способ существования белковых тел.

Люди XXI века, как и чеховские герои, часто остаются болтунами, демонстрирующими полное неумение менять свои жизни к лучшему, но истово надеются на светлое будущее. Отринув логику, представление о целесообразности бытия, былые авторитеты и правила, они породили хаос чепухи, в котором руководствуются исключительно своим пандемично-мечтательно соображением. Примером тому – поколение Z со своей теорией «ни-ни» – мол, ни работать, ни учиться не стоит, потому что все у вас, взрослых, тут не так, но мы хотим, чтобы у нас было то, это, пятое-десятое, что душа пожелает… К чему такие долгие отступления, спросите вы? Это не отступления, а краткий пересказ главной темы спектакля «Субботы».

На сценической площадке (художник спектакля – Елена Жукова) – явно станция окружной московской железной дороги. На стенах и на опорных колоннах – плитка, в нише – лавочка, на ней – люди, ждущие поезда. По игрушечным рельсам паровозик с одним-двумя товарными вагончиками несколько раз за спектакль проезжает куда-то за пределы зала. Выпуклый черный рельеф деревянных рельсиков – граница, отделяющая вымышленных героев от героев истинных, сцену от амфитеатра, платформу на стороне «не Москва» – от зрителей. Словно граница, отделяющая чеховских безинициативных мечтателей от тех, кто живет реальной жизнью.

Жалеть трех сестер, прочих жителей и гостей дома Прозоровых в спектакле Ворониной не приходится. Не позволяет этого режиссерский перевод Чехова на язык непростой современности. Тут даже тот, кто понятия не имеет о сюжете и традиционном прекраснодушном восприятии классической истории, вынужден будет понять масштаб и личное включение в массовую «сестринскую» трагедию… Трагедию тех, кто постоянно жалуется и на словах ищет дорогу к станции, но уезжать и менять что-то вовсе не собирается. Потому как слабо.

Для непонятливых в историю постановщиком введен отсутствующий у драматурга персонаж – многострадальная жена Вершинина (фирменная хрипотца актрисы Софьи Андреевой тут становится одной из главных красок для создания образа усталого человека, наделенного практически животной мудростью). Поначалу она мечется между платформой и рельсиками вкупе со своими неуклонно возрастающими в числе тряпичными «дочерьми» – в поисках железнодорожной станции. Чуть позже объект находит и превращается в диспетчера, берущего на себя функцию комментатора и разъяснителя героям простых истин, самостоятельно постичь которые они не в состоянии.

Здесь нет диалогов, из которых состоит пьеса. Герои спектакля постоянно монологизируют свой текст, преподнося себя зрителям в популярном ныне жанре стендапа. Век сейчас такой – вокруг сплошь яркие индивидуальности, причем как Чехова не читавшие, так и начитавшиеся лишнего. Вот и стоят у микрофона, несут миру все, что могут. Произносимый ими «чеховский» текст изрядно пополнен множеством узнаваемых цитат и неопознаваемых нововведений. Получится смешно – хорошо, невесело – тоже сойдет. Им не важно, слушают их или нет, главное – высказаться. Замкнутые на себе системы, а не живые люди. Разные поколения, разные психотипы, разные привычки, но один образ мышления. Срез общества, но каков он?..

Старшие сестры (мягкая Ольга – Марина Конюшко и колючая Маша – Анна Васильева) родом из прошлого, из ХХ века. Но они скорее «поколение Х». К тем, кто постарше, к бэбибумерам, относятся романтик Вершинин (Григорий Сергеенко), щеголяющий свитером из 60-х, «правильный» Кулыгин (Максим Крупский), закованный в костюм, с повязкой то ли дежурного, то ли дружинника, выпивоха-доктор (уж слишком доктора много понимают про людей, чтобы не быть таковыми!) Чебутыкин (Владимир Шабельников), что и вовсе не «на стиле». Впрочем, на домашней дискотеке в стиле 80-х даже «старики» лихо топчут семейный ковер вместе с молодняком в лице миллениала-хипстера Соленого (Владислав Демьяненко), явной зэтницы Ирины (Валерия Ледовских) и безнадежного, внепоколенческого ромео Тузенбаха (Иван Байкалов). Сменяются поколения, а дискотека все та же.

С ними отплясывает и братишка трех сестер, Андрюша. Он тоже вне поколенческого «прописки» – в том и проблема, что андрюши вечны. Григорий Татаренко играет Прозорова безвольным тряпкой, марионеткой, рулить которым запросто может как старая нянька (в руках Анастасии Резунковой герой – всего лишь тряпичная ростовая кукла), так и молодая жена Наташа (Дарья Агеева). Последняя тут (супротив господствующей убежденности в отвратительности этой чеховской героини) – единственный человек дела, но человек употребляющий свою жизненную энергию «поменять и все!» исключительно на мещанство…

Живут герои спектакля «временно», как на вокзале – «на чемоданах». Каждый «страдалец» просто не видит реального будущего, не знает пути к нему – только рьяно мечтает о нем, хотя на деле постоянно упивается прошлым. Прошлое – не только устные воспоминания, но и объемный семейный архив, условная камера хранения в задней стенке платформенной ниши. Это набор ящиков, из которых периодически извлекается все памятное и ценное – от старых фото до ярких чулок. Вынутый из стены ящик, как правило, на место уже не возвращается. Через образующиеся в стене бреши в этот наглухо закрытый от внешнего влияния вокзальный мир начинает попадать солнце, показывая героям истинный путь к счастью: отринь прах с ног и иди, жизнь-то там! Нет, не идут…

В спектакле нет ни одного невнятного образа: принципы «Субботы» остаются неизменными. Здесь каждый играет на сцене лицо «из жизни» – ту часть себя, что откликается на режиссерские установки. Оттого фальшь и выспренность остаются чуждыми для субботовцев. Спектакль Ворониной подлиннен. На сцене – не паноптикум, вызывающий зрительскую жалость по отношению к героям (а ведь к ней зачем-то взывали и взывают сотни режиссеров!). Это сборище живых людей, доведших свою жизнь до абсурда, вполне устойчивых и опознаваемых типажей, которых вокруг тьмы и тьмы.

«Реникса», как и положено чепухе, забавна, порой сложна в предлагаемых режиссером ребусах, порой не выверена еще и сыровата. Хотелось бы верить, что отточенность придет с возрастанием числа показов… Главное – постановка заставляет всматриваться в каждого героя, порой узнаваемого настолько, что в нем можно разглядеть и самого себя…