«Цацики и его семья». Инсценировка А. Протас по повести М. Нильсон-Брэнстрем.
Театр «Суббота».
Режиссер Юлия Каландаришвили, художник Мария Смирнова-Несвицкая.

О мальчике из Швеции с необычным именем Цацики писательница Мони Нильсон-Брэнстрем выпустила пять книг, а режиссер Юлия Каландаришвили — уже три спектакля. Вдохновения от первой книжки режиссеру хватило сразу на две постановки: в ноябре 2017-го вышла премьера в Хабаровском ТЮЗе, в марте 2018-го — в петербургском театре «Суббота». Обе оказались замечены публикой и критикой, но энтузиазм режиссера в отношении сюжета уже тогда мог навеять мысли о продолжении. Оно случилось в конце декабря 2019-го: в театре «Суббота» вышла премьера по книжке «Цацики и его семья».

Находки авторов спектакля — достояние первой части случившегося театрального сериала, обретенные уже в первом спектакле — «Цацики идет в школу». Во второй части они, как и положено, уже второй свежести, но работают пока что безупречно. Инсценировка Алисы Протас вычленяет из богатого на детали повествования Нильсон-Брэнстрем магистральные линии, переплетая их умело и удобно для театра. Путешествие Цацики с матерью в Грецию оказывается сопряжено с обретением отца и двоюродной сестры, а заодно — опыта прыгания со скал и охоты на каракатиц. Густонаселенная история в инсценировке понесла потери повествовательного свойства, но сохранила почти всех из действующих персонажей. В режиссерском решении, имевшем место уже в первой серии, возможность исполнения актерами нескольких ролей позволила не раздувать исполнительский состав, и к знакомым уже зрителю Станиславу Демину-Левийману и Софье Андреевой присоединился только лишь Артем Лисач. Сохранив найденные в первой части интонации и приемы, они разыгрывают вторую часть «Цацики», как и полагается сериальным исполнителям, в полном соответствии с однажды найденной и узнаваемой характерностью. Заданная уже в первом спектакле эквилибристика актерского существования между несколькими ролями одновременно проявилась во второй серии даже ярче. Осмотрительный и в то же время в нужные моменты проявляющий твердость и взрослеющий чуть ли не на глазах Цацики, слегка экстравагантная, прямолинейная и любящая Мамаша, верный школьный друг Пер, умопомрачительная одноклассница Мария, невнятно мычащий папа Ловец Каракатиц и такой же нерешительный сосед Йоран. Актерам есть где развернуться и показать себя в обеих сериях.

В версии Каландаришвили путешествие оказывается приключением, в котором важны даже крошечные детали, а маршрут придумывается уже по пути. Оно подобно детской игре, где все подчинено условности и как бы взаправду. На мгновение кажется, что вся эта история никогда не случалась и есть всего лишь плод фантазии заигравшихся детей.

Единственная декорация спектакля — классический спортивный уголок детской комнаты — становится отправной точкой путешествия, местом встречи с отцом у моря, скалами, квартирой в родной Швеции. Детская комната-трансформер, принимающая облик согласно фантазиям обитателей, наполнена такими же трансформирующимися согласно обстоятельствам предметами. Ее «начинка» в виде зонтиков, чемоданов, аквалангических масок, надувных кругов может развернуться в нужной фантазийной оболочке, и тогда шлепанец вдруг окажется основой для бутерброда, а транспортир — телефоном. Как в детской игре, здесь все условно и даже намеренно гипертрофировано. К чему озадачиваться реквизитом, если все, что нужно, можно извлечь из того, что уже есть. Авторы спектакля с увлечением и почти спортивным азартом погружаются в это жонглирование предметами, чуть не на спор придумывая все новое назначение обычным вещам.

Цацики тянет на роль современного детского героя, принимающего кособокую реальность собственной жизни с иронией и философской отрешенностью младшего школьника. При этом он тот самый мальчишка-бунтарь, внутри которого живы понятия дружбы, уважения и достоинства, для которого защитить маму или друга — дело чести, а снисходительное отношение к девчачьим капризам в порядке вещей. Для Каландаришвили Цацики оказывается персонажем, словами которого можно, в обход все еще повсеместной ханжеской морали, высказаться напрямую о том, что дети скрывают, никогда не озвучивают или же просто не знают. От вроде простого, но заставляющего зрителя вздрогнуть слова «член» до глубокого погружения в непростые взрослые отношения, в которых ребенку неизменно хочется счастья и любви. Цацики и в литературной, и в театральной версии — тот самый герой, который задается нужными вопросами и даже находит на них ответы.

В этом смысле понятно желание режиссера остаться вместе с Цацики как можно дольше, возможно даже до самой последней, пятой, книжки. С этим мальчишкой можно сказать о многом и важном, и от этого сериальная кабала однажды выбранного и неминуемо повторяющегося театрального языка даже оправданна.