Заметка о «Субботе»; интервью с Ю.А. Смирновым-Несвицким (к 30-летию театра)
Хорошо известно: у театра собачий возраст и больше он не живет. То есть, конечно, ставить спектакли, собирать зрителей, но театральная идея исчерпывается, и Душа театра, это невидимое легкое облако, тихо исчезает, словно перерезали невидимую ниточку воздушного шарика — она  поднимается в воздух и уплывает жить дальше — к другим людям, в другие края… Презрев законы «собачьего возраста» , театр-клуб «Суббота» этой весной отпраздновал  свое тридцатилетие. 19 марта чинный и благообразный — алый бархат  и белые кресла! — зал Дома актера на Невском гудел и взрывался под напором мощной волны субботовской вольницы. «Суббота» отмечала день рождения, как отмечают его не тридцатилетние люди, а сумасшедшие подростки. На сцене сияло и рвалось, и субботовские спектакли прошлых лет, сменяя друг друга, накатывали на зал волнами памяти, где перемешалось столько судеб, названий, мелодий, невидимых миру слез и  нечаянной радости. Основатель и вождь «Субботы» — доктор искусствоведения Юрий Александрович Смирнов-Несвицкий,- запустивший этот театральный петпетум-мобиле в «доисторическом» уже 1969 году, на этот раз от сцены отдыхал. Его молодежное войско двигалось и лицедействовало на знаменитой взрывной волне «субботовского» игрового темперамента, артист Владимир Шагин играл самого бессменного вождя «Субботы» — театрального «сумасшедшего», «человека рассеянного» в профессорских очках тонкой оправы и матросской тельняшке, хулигански выглядывающей из-под накрахмаленной белой рубашки.
Тем, кто не знал, что такое являл собой театр-клуб «Суббота» все эти годы и десятилетия,- объяснять и доказывать бессмыслено. Театральная мастерская, сумасшедший дом, диссидентка, шпана, ленинградская подворотня, гитара и  расклешенные джинсы, гастроли на БАМ, фотографии  «досуга советской молодежи»  периода холодной войны в  американских журналах, собачий взгляд, театральные лица-маски, свеча, пущенная по театрализованному кругу и задуваемая всеми немилосердными ветрами времени. Это «Крепостные актерки» и «Окна, улицы, подворотни», «Самоубийца», и «Кто там, весь в крови?», «Три товарища» и «Козлова и Курицына», «Томление души Риты В.» и «Пять улов»… «Суббота» написала на своих знаменах тридцать лет назад: «Суббота» — это когда  все вместе и навсегда, с театром в душе, театром живым и любительским-неподдельным». Лозунги юности продуты ветрами и пробиты пулями. Любительский театр стал профессиональным, «все вместе и навсегда», как оказалось,-великая иллюзия: «все проходит». Но «Суббота» — не прошла, ее «окна, улицы, подворотни» продолжают  светиться в вечерних сумерках.

Юрий Александрович, ваш театр начинался совсем в другом времени. Как чувствует «Суббота» в новой культурной, социальной ситуации?
В культурной-хорошо, а с социальной сложнее. Сидим в своем Дворце (ДК работников пищевой промышленности на ул. Правды) с отключенным светом и телефоном. Но как-то не хочется ныть по этому поводу. А духовная ситуация, я думаю, у нас у всех сейчас общая. Но «Суббота», как и раньше, имеет свою «нишу» : время не вылечило, а лишь усилило человеческое одиночество и отчуждение, и «субботовский» театрализованный круг, в котором по правилам нашего театра неприменно попадают и зрители; надеюсь помогает преодолеть это одиночество — пусть на территории отдельно взятого вечера. Нетрудно заметить, что драматическому театру сегодня можно выжить на волне массового рвения к кабацким зрелищам, ядовито-красочным шоу, коммерческим однодневным «побрякушкам»». Современная культурная ситуация мозаична — и мы, как и раньше, вписались в эту «мозаику», нашли в ней свое место и своего зрителя.

Не жалеете ли вы, что в свое время увели театр из любительской заводи и сделали его профессиональным? Не затерялись ли среди двух берегом?
Чтобы выжить в начале 90-х, надо было вооружаться профессионально. Но я надеюсь, что профессионализация не помешает духу «Субботы». Любительство — это как первый поцелуй, который помнится всю жизнь.

В одном из ваших старых спектаклей был смешной лозунг: «Вставим клизму мировому профессионализму». Удалось его осуществить?
Ну, это было резкое выражение на волне «злого хэппенинга», молодежного сопротивления в конце 60-х. Но»суббота». надеюсь, была «добрым хэппенингом», наше любительство, по выражению М. Швыдкого, было тихим сопротивлением. Наша театральная героиня Маня Ошибкина дарила зрителю символический «субботовский» зонтик — игрушечную защиту от злых ветров и холодных дождей…

Ваш театр прожил очень долгую для любительского коллектива жизнь. Вам есть что вспомнить и на что  оглянуться : «Суббота» обросла легендами, анекдотами, это уже настоящий  городской фольклор. Есть ли у вас ностальгия?
Я ностальгирую не по утраченному времени, а по его «хоровому началу». Но сегодня поиски человеческого объединения, артистического братства выражаются в других эстетических формах, они не исчезли вовсе, хотя, конечно, подверглись серьезным  испытаниям. Сегодняшний песенный гимн нашего театра: «Светит луна, покоем ночь полна, разделим ночь, как чашу»

Прежде  ваш театр славился яркими и звонкими индивидуальностями: из них сочинялись театральные маски, на них ставились и держались спектакли. Все обожали Пуфика Гениального (молодого Спивака), Маню Ошибкину (Машу Несвицкую). Сегодня в «Субботе» стало глуше. «То ли страсти поутихли, то ли не было страстей»?
Я и сам склонен идеализировать наше прошлое. сегодня мир страшно изменился, и нужны другие художествеенные «ключи» для раскрытия человеческих индивидуальностей. Что-то изменилось и в «Субботе». Но вот на юбилейном вечере нам говорили: какие у вас замечательные актеры!  Владимир Шагин, Настя Резункова, Ирина Умикова, Володя Абрамов с его мрачным юмором неулыбающегося клоуна!..

Какими театральными болезнями болела «Суббота»?
Самая тяжелая болезнь, чьи раны никогда не залечиваются: расставание с людьми. Но петербургские «окна, улицы, подворотни» с их романтикой  и гитарами существуют вечно. И новые девочки и мальчики приходят к нам оттуда-на сцену и в зрительный зал.

Что сегодня репетирует «Суббота»?
Печальную комедию «Фуга», написанную по мотивам нашей жизни. Я написал пьесу про мою взрослую дочь, обнаружив, что она, как говорили в старину, «типический образ» своего поколения. В этой пьесе режиссер Гибонов-Дальский (мой персонаж) ставит  дурацкий спектакль о ночном полете дочери неизвестно куда.

Как вы не седьмом десятке ощущаете себя среди своих актеров?
Как ни в чем не бывало. На юбилейном вечере в Доме актера меня носил на плече молодой артист Маркин и даже стукнул лбом о мраморную колонну. Остался синяк. Живем дальше.
Материалы подготовила Ольга СКОРОЧКИНА.