СЦЕНА ПЕТЕРБУРГА

В четвертый раз команда Санкт-Петербургского театра «Суббота» провела конкурс и фестиваль коротких пьес «Stories». Финалом стал двухдневный показ шести эскизов, по текстам выбранных приглашенными режиссерами из шорт-листа. Несмотря на формат конкурсных материалов – пьесы не должны превышать объема в 12 страниц – работы обнаруживают виртуозное сочинительское мастерство и глубокую содержательность.

Трудно не согласиться, что получился марафон не эскизов-читок, а полноценных спектаклей, затейливо сочиненных, сыгранных тонко и азартно. Это позволяет прислушаться не только к актуальным текстам, одобренных маститыми ридерами конкурса, но и присмотреться к молодой режиссуре, органично выплавляющей из современной драмы современный театр.

Обозревая все шесть работ, невольно хочется искать общий знаменатель, ставить какой-то диагноз. Общее, конечно, есть – это великолепная труппа «Субботы», неукоснительно радующая своими уникальными созвучиями. И попытка режиссеров открыть даже в бытовой драматургической ситуации границы, за которыми иррациональное обретает будоражащие и даже пугающие формы.

В пьесе Катерины Антоновой «Уголь» режиссер Артем Устинов увидел интонации античных мифов. В предвкушении дачного отдыха городская жительница Лиза проходит уморительно смешные испытания, пытаясь купить в сельском магазине мешок угля. Марина Конюшко трогательно играет аккуратную интеллигентную женщину, которая сталкивается с местной гопотой. Но люди ли это? Лаконичное, но узнаваемое пространство, обозначающее интерьер магазина, постепенно обнаруживает хтонические глубины. А Лиза пусть и пародийно, но напоминает многих античных героев сразу. Вот она, будто Геракл, пробует совершить подвиг, перетаскивая по команде кассира Светы мешок. За хамоватой развязностью кассира, легко и наблюдательно сыгранной Валентиной Лебедевой, мерцает хранительница врат в потусторонний мир. Пытаясь найти наличные деньги для оплаты, Лиза сталкивается с фавнами – Федяном (Григорий Татаренко) и Чупиком (Артем Лисач). Вроде бы обычные грубые забулдыги, они в какой-то момент пародийно начинают бодаться, будто деревенские козлы.

Затем Лизе, будто Тезею, предстоит пройти мрачным лабиринтом, составленном из светящихся трубок, чтобы встретиться с тремя продавщицами. Это, конечно же, Грайи, к которым наведывался Персей. У них одна на троих пара очков, а ворчливостью и вредностью, разнообразно переданных Анной Васильевой, Ксенией Асмоловской и Снежаной Соколовой, они вполне бы поспорили со своими архаичными предшественницами. Да и вся история не может не напомнить поход за золотым руном. Магический реализм режиссер усилил тем, что мешок с углем играет Станислав Демин-Левийман, в какой-то момент обретающий самостоятельную подвижность – он такое же волшебное существо, застенчиво улыбающееся. Финал лиричный – обитатели захлопнувшейся в ночи преисподней провожают измотанную Лизу к выходу, вручая вожделенную награду. Российская хтонь, неопрятная и опасная, имеет все же свойство развеиваться.

В мрачном безвременьи живут и герои пьесы Любови Страховой «Московский мусор», где сочная речевая наблюдательность сошлась с едкой публицистичностью. Режиссер Иван Миневцев всего лишь несколькими острыми сценографическими штрихами выявил искусный диалоговый рельеф. Стильный этюд-метафора секса (он наполняет сигаретным дымом шарик, который становится беременным животом) предваряет перебранку двух супругов. Иван Байкалов и Оксана Сырцова с азартом и безупречным интонированием показывают эмоциональных провинциалов, живущих практически в нищете рядом с мусорным полигоном. Долгий диалог оживает как за счет актерской обаятельности и куража, так и благодаря световому ритму – говорящий на свою реплику вкручивает лампочку в патрон, работая через зал. Вспышки лампочек выхватывают из темноты цепкие реплики и выразительные лица, но почти анекдотическая ситуация о муже, который собирается устроиться работать на свалку, чтобы таскать оттуда вещи и построить на них бизнес, обрастает жутковатыми смыслами. Друг главного героя, сыгранный Максимом Крупским, доводит стремительное действие до гротеска, который завершает трагическая нота. Наевшиеся просроченными продуктами под неизменную водку мужчины теряют сознание, а женщина – ребенка. Расползающийся и пачкающий черное платье дым из лопнувшего шарика (еще один признак ядовитой среды обитания) вызывает оторопь и ощущение непоправимого горя. И автор пьесы, и режиссер саркастичны – мужчины приходят в себя, но не осознают катастрофы. Рядом с мусорным полигоном, разрастающимся до метафоры искаженного, изгаженного бытия, продолжения жизни быть не может.

Время остановилось в пьесе «Война завтра не закончится» Игоря Яковлева. Играя жанровыми приемами, режиссер Дмитрий Акимов оттягивает осознание трагичности истории, ее хлесткую актуальность. Но когда натянутая струна все же лопается, то бьет еще больнее. Двое немолодых супругов ждут прихода некоей Анфисы. В подробно выстроенной обветшавшей кухоньке отец (Владимир Абрамов) и мать (Татьяна Кондратьева) ведут малосодержательный абсурдистский диалог. Они даже не разговаривают – голоса звучат в фонограмме, а актеры играют крупным планом, подкрепленным увеличенными деталями, спроецированными на экран телевизора. Наручные часы не работают, дверца шкафа отваливается, суп надо сварить. Герои и слышат друг друга, и предпочитают вяло не замечать. Это одновременно и смешно, и жалостливо – сколько таких стариков медленно доживают в квартирах одинокие и бессодержательные жизни. И только в паузах тревожное гудение и пропущенный через вентилятор луч света мерцанием нагоняет саспенс. Ожидание Анфисы начинает звучать зловеще.

Анфиса – волонтер. Анастасия Полянская в этой роли и трогательна, и безжалостна к своему персонажу. Девушка должна навещать родителей недавно погибшего в тридцать лет сына. Делает она это с чувством вины, исторгая из себя фальшивые, неутешительные слова о героизме. Порой кажется, что за осторожными интонациями внутреннее бурление прорвется. Закончится обмен намеками и полуфразами. И родители выместят на звонкой девушке свою боль. Но в этой истории нет гнева, только обреченность. А публицистический гнев прорывается в финале – долгой песенной точке на стихи Осипа Мандельштама, одновременно откликающейся повесткой и расширяющей границы до экзистенциального архетипа. Драматург и режиссер закольцовывают историю – время в этом ветшающем доме остановилось. Разрушается быт, разрушается желание жить от горя, превращающего существование в бесцельную инерцию.

Историю, сочиненную Инной Ким, можно найти в современной подростковой литературе. «Я монстр» откликается на запрос жесткого, бескомпромиссного осмысления среды, в которой живут молодые люди. Повседневность школьницы Ирки заурядная – вечно ссорящиеся родители (Екатерина Рудакова и Григорий Сергеенко), не забывающие поддеть дочь обидным словом, пара условных друзей, на которых она проверяет дружбу и первое любовное чувство. Режиссер из Еревана Каро Балян помещает всех персонажей «за стекло» – темную перегородку, в которую всматривается главная героиня. В этой гнетущей глубине проявляются, как видения, триггеры, монстры. Но чудовищем Ирка считает себя. Софья Андреева обладает выразительной андрогинной фактурой, позволяющей ей создать резкий, решительный и в то же время беззащитный характер, лишенный возраста. В какой-то момент она начинает напоминать юродивых – и столкнувшись с кровавым предательством, действительно перерождается. Драматург будто заимствует достоевский сюжет о дворняжке Перезвоне, сыгравшем роковую роль в краткой судьбе Илюши Снегирева. Ирка тоже становится соучастницей убийства собаки ее другом Никитосом (Владислав Демьяненко) и «чудесного» воскрешения. Детская наивность и травма наводят ее на мысль принять на себя людские грехи, чужую боль, приближая тем самым благополучный исход. Психиатрическая плоскость, когда шокированный подросток начинает резать себя осколками стекла, разрастается до притчи.

Еще один молодежный сюжет предложила Екатерина Златорунская в пьесе «Когда я был Андреем». Её мистическая атмосфера составила бы серьезную конкуренцию романтической новеллистике о близнецах и призраках. Но в наш рациональный век пьеса текст не может избежать психиатрического резонанса. Это как бы почувствовал режиссерАндрей Опарин и поспешил вернуть истории ее воздушную, щемяще-светлую атмосферу.

Исповедь двух подростков – Андрея и Ани – это монолог об искаженных воспоминаниях одного человека. Пространство эскиза – белая ткань, колеблемая воздушными потоками. Старомодный прием скрывает куклу, велосипед – вечные приметы беззаботного детства. «Дачная» сентиментальная тональность подкрепляется навязчивой хромающей мелодией Олега Каравайчука и другими музыкальными темами, растушевывающими трудный разговор о гендерной идентичности, чувстве вины за то, что выжил. Андрей – умерший сразу после рождения брат-близнец Ани, присутствие которого в себе она ощущает с патологической физиологичностью.

Эмоциональное напряжение строится на красивом и точном партнерстве молодых актеров Валерии Ледовских и Никиты Памурзина. Чувственность, приподнятость, опоэтизированная стильность встраивается в архитектонику все же современного, не лишенного бытовых резкостей текста.

В эскизе «Арбуз» по пьесе Анны Киссель прием «ненадежного рассказчика» позволяет держать внимание публики, пока две женщины делятся своими историями от встречи с одним и тем же мужчиной. Амина и Марина из разных миров, но обе находятся внизу социальной лестницы. Марина (Олеся Линькова) – стремящаяся к творческому успеху девушка. Амина (Варвара Костерина) – трудовая мигрантка, наивная и соглашающаяся с несправедливым порядком вещей. Любовь обеих заставляет выйти за рамки привычного, бороться и посвящать свою жизнь сочиненному идеалу. Чувствуя это, режиссер Михаил Лебедев визуализирует мужчину, о котором рассказывают героини. Руслан Бальбуциев упражняется в пластических этюдах, придавая саркастичный, едкий и безжалостный по отношению к маскулинности фон. Пьеса и ее сценическое воплощение о разбившихся мечтах, о женской упрямой вере в свою миссию, какой бы наивной и простодушной она не казалась, настойчиво подталкивает к пересмотру социально-гендерных штампов.

Все шесть работ стали демонстрацией того, что драматургия и режиссура прекрасно сосуществуют, не ставят друг перед другом задач на сопротивление. Наоборот, органично резонируют, чтобы рассказать трогательные, суровые, актуальные человеческие истории. Отказываясь от быта по существу, театрализуя социальное дно и повседневность, постановщики создают художественные рельефы с проникающими друг в друга средами. Сталкиваются миры, судьбы, смыслы.