«Родькин чердак». По мотивам романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».
Содружество негосударственных театров, Театр «Суббота».
Режиссер Владислав Тутак, драматург Сергей Толстиков.

Действие спектакля «Родькин чердак» происходит действительно на чердаке. Узкая темная лестница в два пролета, капельдинер, светящий под ноги огромным фонарем, чтобы зрители не споткнулись, и сидящая у входа кукла — все это становится частью спектакля. Капельдинер с треском выключает фонарь и захлопывает дверь, запирая нас наедине с Раскольниковым (Иван Байкалов), который сидит в нише наискосок от выхода.

Весь роман не просто умещен в 60 минут сценического действия, но и дополнен фрагментами из «Воли к власти» Фридриха Ницше. Спектакль — пространное рассуждение о страхе и несправедливости, и скорее Ницше выходит в нем на первый план. Режиссер Владислав Тутак не дает зрителям заскучать во время продолжительных и довольно монотонных размышлений Раскольникова, философствующего в своей похожей на шкаф квартире. Каморка становится метафорой воспаленного сознания, так что чердак присутствует здесь не только физически, как верхнее помещение театра «Суббота», но и в переносном значении. И этот «чердак» населен обрывками воспоминаний и порой совершенно случайных ассоциаций: мама убита, как лошадь, а Порфирий Петрович трет руки, как муха, и вообще вполне может быть ею заменен.

Большая часть спектакля строится как фильм ужасов: раздаются тяжелые шаги по ступеням, стук в закрытую дверь; мигает лампочка без абажура у Родиона в углу; люки на потолке вдруг с грохотом раскрываются и практически на зрителей сверху падают жуткие куклы. Кукла Сони зависает, как будто во время сеанса экзорцизма, параллельно полу. Она в белой ночной сорочке, длинные черные волосы скрывают лицо, так что она напоминает знаменитую девушку из «Звонка». Катерина Ивановна болтается, как повешенная. Пульхерия Раскольникова садится в гробу. У лошади — жуткие светящиеся глаза, и проходя по металлическим перекрытиям, она со звоном волочит слишком длинные ноги.

Каждая попытка Раскольникова выбраться из своего угла сопровождается шепотом: «Убей! Убей!» Двигается он медленно, переставляя стулья и перешагивая с одного на другой. Спуститься на пол в системе, придуманной Раскольниковым, значит погрузиться в страх.

Раскольников — единственный персонаж, отдельно отмеченный в программке. Остальные указаны как «Двойники Его» (с большой буквы). Все они одеты одинаково: черные брюки, темная кофта и белая рубашка под ней, разные только ботинки. В основном двойники находятся над сценой, на железном сетчатом перекрытии, лицами к Раскольникову. Спускается только Свидригайлов, волочащий за собой куклу, которая поджидала зрителей у двери перед началом спектакля. Кукла — еще один двойник, она так же одета, и Свидригайлов грубо сажает ее на стул напротив Раскольникова. Он же стягивает живого Раскольникова со стула, заставляя стоять на полу, по-хозяйски расставляет стулья и затем усаживает его, так же, как куклу.

Свидригайлов — еще один персонаж, у которого вообще есть хоть какая-то личность. Он действительно отвратителен; и режиссер, и драматург (Сергей Толстиков) намеренно подчеркивают его любовь к детям. Он ходит кругами вокруг Раскольникова, словно акула, гипнотизируя его, пока тот не сходит с ума. Появившаяся кукла старухи уводит Раскольникова за сцену, а Свидригайлов ставит стулья так же, как они стояли в самом начале спектакля, в нишу в дальнем углу, так, что один стул стоит, а другой лежит ножками кверху. На стул, туда, где в начале сидел Раскольников, Свидригайлов усаживает все ту же куклу.

Сам Раскольников оказывается на втором ярусе сцены, под потолком, и в темноте ходит по металлическим перекрытиям с фонариком, высвечивая висящих на стенах кукол, как трофеи Синей Бороды. Получается, что он заперт в «железной клетке» — практически прямая цитата из Ницше, которую Раскольников декламировал за спектакль дважды: «Человек, запертый в железную клетку ошибок, ставший карикатурой на человека, больной, жалкий, недоброжелательный к самому себе, полный ненависти к жизненным инстинктам, полный недоверия ко всему, что красиво и счастливо в жизни, ходячее убожество…» Только у Достоевского «железной клеткой» все же была тюрьма, и поэтому создается двойственное впечатление, как будто то, что убийца Раскольников сидит в тюрьме, — это ошибка человечества и несправедливость.

Впрочем, Раскольников в спектакле предполагался, скорее всего, как непонятый гений и одновременно заложник своей идеи. Однако актерских средств оказывается явно недостаточно, чтобы за внутренними размышлениями Раскольникова было интересно наблюдать, чтобы у них вообще было какое-то развитие. В итоге декламация текста становится фоном для вполне увлекательного шоу ужасов.

Жанр хоррора чуть ли не с самого своего появления использовался в том числе для того, чтобы говорить о природе страха вообще, о Боге и несправедливости, однако «Родькиному чердаку» не хватает подробной актерской работы, чтобы оправдать претензию режиссера на серьезное высказывание о проблемах человечества.

———-

Спектакль создан АНО «Содружество негосударственных театров» при поддержке Санкт-Петербургского театра «Суббота».
Проект реализован при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации. Грант предоставлен ООГО «Российский фонд культуры».