«Суббота», которая не кончается…
Лауреату премии Ленинградской комсомольской организации
 театру-клубу «Суббота» — 20 лет.

Знаете ли вы, что: за 20 лет своего существования – а именно празднуется этот круглый юбилей – театр-клуб «Суббота» поставил 30 спектаклей, около 1000 человек были его постоянными членами, около 20 актеров и режиссеров нашего города начинали путь к сцене с его подмостков, 81 публикация в местной и центральной прессе отметила движение его славного пути, средний возраст «субботовца» 19-20 лет, хотя диапазон колеблется между 15 и 50, раздвигаясь в обе стороны; уже выросло поколение «субботовских» детей, которые с малолетства живут и играют на сцене «Субботы»…
Конечно, о «Субботе» вы все знаете. Ее афиши ненавязчиво, но накрепко вписались в городской пейзаж, и какой бы кризис не переживал театр, клуб «Суббота» существует в своем мире ( микро-?, макро-?), стойко выдерживая все удары времени, критики, моды…
Итак, о «Субботе» вы все знаете…
Я КАК представлял? Наверное, думал, будут какие-нибудь торжественные речи, Посвящение все-таки. Шел вроде как на пионерский слет. Даже волновался: вдруг что-то спросят и надо будет сказать в ответ что-то особенно умное, — рассказывал как-то один
Теперь уже профессиональный актер профессионального театра. – Пришел в какую-то комнату. Сидят или лежат какие-то подозрительного вида люди. По столу катится пустая бутылка. Потом все-таки сели за стол. И тут врываются в дверь санитары в белых халатах. Почему-то документы предъявляют. Кого-то хватают… Я пережил состояние, близкое к обмороку. Оказалось – розыгрыш…
Впрочем, кто-то, наверное, вспомнит эту историю по-другому. Кто-то вспомнит другую историю. Множество историй, которыми кончаются или начинаются серьезные и не очень серьезные торжественные и не очень торжественные «мероприятия» этого театра-клуба. Возможно, в какой-нибудь из очередных розыгрышей, которыми так богат бессменный руководитель «Субботы» Юрий Александрович Смирнов-Несвицкий, в марте пели соловьи и распускались розы. Когда речь касается того «как это было», -я готова поверить всему. Знаю одно: обязательно было что-нибудь необыкновенное. То есть, может быть, и наоборот – очень обыкновенное. Такое обыкновенное, что даже необыкновенное.
«… Помню, на гастролях в Риге сидим мы как-то в кафе «Аллегро» и, представляете, едим торт… руками!» — так представил сам себя в проспекте «Субботы» «самый главный».
Здесь же «Из лирического дневника «Субботы»:
«Суббота» — это день недели».

Это не просто любительский театр, сотворяющий спектакль для зрителя. Это некое сообщество, сотворяющее бесконечный спектакль своего собственного бытия и быта. Причем первое и последнее так переплетается, что поневоле не знаешь, в какой тон впадать, рассуждая о «Субботе», — в бытийный или бытовой? И в том и в другом случае промахнешься. Ведь речь в «Субботе», к какому бы материалу они не обращались в своей дерзости или простодушии, каждый раз идет об очень простом – о жизни. О способе видеть мир, реагировать на него, от него защищаться…
Не так давно в «Субботу» пришло около полусотни «хиппи» из знаменитой «Ротонды». Человек пятнадцать из них прекрасно влились в спектакль «Козлова и Курицына»… Интересно – что их собирает? С чем они приходят, с чем остаются? В том же дневнике сказано: «Суббота» — это ожидание, и возвращение, и расставание».
Я знаю очень сердитых и не очень сердитых театроведов, которые достойно доказывают, что к искусству то, что происходит в «Субботе», отношения не имеет. Да наверное, те, кто приходит и остается в «Субботе», кто предан ей до самозабвения (никакой зарплаты, кстати, актеры не получают за свою щедрую саморастрату), делают это не ради искусства, в том смысле, в каком его понимают «веды».
Искусство для «субботовцев» — сообща переживать «момент истины». Не важно, во время ли спектаклей, во время ли своих действ-розыгрышей. Важно, что происходит нечто, разрушающее привычную реальность и переводящее эту реальность в другие измерения. Кстати, всегда со знаком «плюс». Возьмем, к примеру, ставший своего рода «классикой» спектакль «Окна, улицы, подворотни». Ведь это, кстати, реальность того самого «застоя». Но не могла же реальность – живая – стоять, как вода в графине. И это-то живое движение «Суббота» тех лет и поймала, и выразила с той долей, доверчивой веры в человека, как самую высшую реальность и меру всех вещей, что и сегодня вспоминается этот угловатый, ни на что не похожий спектакль с теплой улыбкой.
Опять-таки ставшая уже традиционной классическая «цепочка», которая пришла к студийцам из спектакля «Театральные страницы», — что это, если не совместная вера в добро, которому присягает человек, протягивая руку ближнему? Тот, кто видел эту «цепочку» в самом театре, помнит, как все просто: берутся за руки и бегут по кругу, причем этот бег каждый раз, в зависимости от того, что именно переживает главный герой (потому что это и коллективное постижение открывающихся герою истин), эмоционально может окрашиваться по-разному, вплоть до губительной гонки «на выживание»… Но ты, сидящий на деревянной лавке и даже критически настроенный зритель, каждый раз все-таки переживаешь чувство, когда хочется «вместе»…
Может быть, оно и приводит сюда, а потом здесь держит, это чувство – «мы вместе». В наше время, когда мы как будто все очень тесно связаны друг с другом, часто получается, что «локоть» — чувствуешь в давке метро или трамвая, как и «плечо», и «руку»… И одиночество – болезнь, от которой часто одинаково не застрахованы люди самых разных возрастов. И трудно, пожалуй, с точностью определить все осложнения, связанные с этой болезнью. В особенности, когда она настигает молодых. Лекарство же от нее очень простое и очень «дефицитное» в то же время – плечо или рука друга, единомышленника, сотоварища по общему любимому делу.
Значит, оставим за скобками то, что называется искусством, и станем говорить о «Субботе» как о социальном явлении?

А Театр, именем которого мы все клянемся – явление не социальное? Что такое Театр, никто так не знает. Театр – это то, что дает возможность сейчас, здесь, совместно пережить «нечто». И такое переживание в «Субботе» мы получаем. Если, конечно, принимаем их правила игры.
А ОНИ ОБЩИЕ почти для каждого спектакля «Субботы», по крайней мере для каждого, поставленного его художественным руководителем. В этом смысле «Самоубийца» Н.Эрдмана как бы фокусирует способ подхода материалу, борьбы и взаимодействия с ним… Пьеса эта, несмотря, на то, что широко «пошла» как-то в большинстве случаев «не дается» театру. Великолепный текст Эрдмана в разных декорациях и на разных сценах так и остается великолепным ТЕКСТОМ, не становясь ТЕАТРОМ, то есть тем самым совместным переживанием. В «Субботе» же «без почтения» относясь собственно к тексту (подумать только!), озорничая и передергивая, пробуют создать сам мир, который способен вызвать к жизни подобный текст.
Минимум сценографических возможностей в данном случае не помешал, а, скорее помог создать то классическое коммунальное общежитие, в котором стен как бы нет – уши, глаза, локти, колени, лица, хари, рожи неотъемлемы от бытия главных героев. Одновременно на сцене пьют чай у самовара под портретом, мылятся в корыте, выстраиваются в очередь в туалет… Предметы нижнего белья и интимного пользования – «все на миру», как вся та жизнь, на которую обрекли общество пришедшие к власти представители «тридцати тысячи курьеров», так и не научившиеся расставлять запятые в доносах.
Впрочем, в спектакле нет «разоблачительства» как такового. Есть доведенная до абсурда игра в живую реальность самой по себе архиабсурдной действительности. Молодые актеры принимают как «нормальность» заведомое уродство, вывихнутость мира своих героев. Искренне, от всей души, не мудрствуя лукаво, они купаются в характерах своих персонажей. Любовно и озорно стремятся подчеркнуть в них каждую особенную черточку, придумывают с буйной фантазией эти черточки… И если я скажу, что гротескные персонажи Эрдмана вызывают живую симпатию зала, это не будет преувеличением. Зал взахлеб хохочет не над текстом, а над жизнью героев, в которую те самозабвенно погружены…
Но есть в этом веселом спектакле такой тоскливый надрыв, что диву даешься, откуда что и взялось у этих легкомысленных, вертлявых насмешников. Вроде беда стоит за спиной, и не какая-нибудь, а та самая, последняя, от которой ни заговор, ни наговор не поможет. От которой и все  разговоры про самоубийство – гложет, сосет под ложечкой молчунья-беда. Родная сестра-оборвыш заблудившейся души в белых одеждах… Ходит, бродит посреди всеобщей суеты и веселья. И от этого особо надсадной кажется вроде бы неожиданная цыганская песня, на которую как бы «нанизано» все действие. И в финале под вкрадчивый свист невесть откуда взявшейся поземки раздается не крик даже, а вой, тоскливый нечеловеческий вой Подсекальникова…
В большинстве спектаклей по Эрдману особенное внимание уделяется смыслу надгробных речей, звонку Подсекальникова в Кремль, его монологу… Здесь же все это идет фоном, а явственно ощущение всеобщего краха «общественной» жизни. И естественно возникает своего рода «поле протеста» Спасительной «цепочкой» становится эта самая цыганская песня, в которой и простота, и широта, и мудрость, и знание, и которой кончается этот странный шумный, но оставляющий тишину в душе спектакль.

В первый раз после «Самоубийцы» я вышла из «Субботы» с неким цельным впечатлением и переживанием. Во второй раз я увидела другой спектакль. Дело даже не в том, что многих героев играли другие актеры – шла другая импровизация, появились другие акценты, что-то показалось утраченным, что-то по-новому интересным…
Юрий Александрович во все согласился, что касалось моих сомнений, и закончил тем, что это традиция «Субботы» — каждый имеет право на самовыражение, импровизацию, не будучи зажатым раз и навсегда выстроенным рисунком режиссера…
Но надо сказать, что «Суббота», конечно, меняется. Так, не один уже спектакль поставлен здесь Наташей Никитиной, которая, хотя тоже не профессиональный режиссер, все же делает попытку ввести иной способ режиссуры. В спектакле «Дом, который построил Свифт» Гр.Горина явственно ощущается  «прописанность» действия и стремление «закрепить» его. При том, что что-то от фантастического и зыбкого горинского мира удалось поймать, многое от традиций «старой», милой сердцу «Субботы»  утратилось.
Что ж делать? «Суббота» меняет постепенно свое лицо, как меняются и наши собственные лица, и лица вокруг нас…

«… Шел обычный ленинградский дождичек» — так начинается глава «Из истории «Субботы».
И в подворотнях прячутся от ветра и поют свои песни будущие «субботовцы». Сегодня, кстати, суббота.