В театре «Суббота» премьера спектакля по современной комедии «Никто не приехал». Создает новую постановку молодой режиссер Тимур Кулов, уже известный петербуржцам по спектаклю «Нос» в ТЮЗе им. А. А. Брянцева. В прошлом сезоне «Нос» был выдвинут на Высшую театральную премию Санкт-Петербурга «Золотой софит» сразу в нескольких номинациях. Тимур много ставит в России и не только. На бывшей «Радуге» в этом году был показан его спектакль из Казахстана, а еще раньше — в афише Национальной театральной премии «Арлекин» был представлен его спектакль «Приключения Рустема» из Казани, который вошел в этом году в конкурсные программы Большого детского фестиваля и «Золотой маски». Театральная Россия связывает с его именем большие надежды. Мы же поговорили с Тимуром о работе над новой поставкой, о детстве в 90-е и о режиссерской профессии.

— Тимур, у тебя были ситуации, похожие на ту, что случилась с героем твоей премьеры «Никто не приехал» в театре «Суббота»?

— Прямо в точности — нет, такого не было.

— То есть эта комедия не про тебя?

— Не совсем так. Когда я ставлю спектакль, то всегда примеряю ситуацию пьесы на себя. Репетиции «Никто не приехал» с артистами я начал так: представьте, молодой режиссер приезжает в региональный театр в крохотном городе. Его встречает безумный худрук (в нашем случае — директор литературного фестиваля): «Привет! Давай-давай! Проходи! Здесь будет сейчас театральный фестиваль!» Какой-то подозрительный энтузиазм, согласись. Мне как-то приснился сон, что я оказался заложником в одном провинциальном театре, никуда оттуда не мог сбежать. Все же есть фобия. (Смеется). Так или иначе — это история про творческих людей. О страхе раствориться в глуши.

— Почему важно ставить в крупных городах? Чем плохо быть в небольшом городе? Есть все возможности реализовать себя, кажется.

— Нет, не плохо. Децентрализация, безусловно, есть, благодаря современным коммуникациям. Просто каждый выбирает для себя, как у Юрия Левитанского:

Каждый выбирает для себя
женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку —
каждый выбирает для себя…

Важно все время учиться в сильных труппах, в театре с хорошим художественным составом, учиться у цехов в больших театрах. Потом этот опыт привносить в другие места. Я не могу все время сидеть на одном месте. Мне надо пробовать постоянно.

— То есть ты всегда в дороге.

— Никогда об этом не думал. Но пока что я не просыпаюсь с мыслью, что пора собрать свою труппу, сделать свой театр. Мне интересно работать с разными труппами, постигать разные места.

— Что думаешь по поводу того, что художник предчувствует будущее? Какие токи времени чувствуешь ты?

— Конечно, я должен ответить: да, я художник, я чувствую время. (Смеется).

— На премьере «Носа» время слышится. В этом спектакле чувствовался голос не только твой, а, кажется, твоей режиссерской генерации, твоего поколения.

— Я пытаюсь понять, в какой вселенной я нахожусь, понять, что будет завтра. Театр для меня всегда про сегодня и про завтра, о человеке — здесь и сейчас. Мне очень не хотелось бы выпадать из времени. Я сейчас говорю не про моду, а про ощущение времени. Но у меня это происходит неосознанно. Не могу сказать, что я сижу и чувствую время.

— Я часто вижу спектакли молодых режиссеров. И иногда у меня возникает чувство, что они то ли не чувствуют время (и сценическое в том числе), то ли пробуют избежать его, исключить, как категорию из спектакля. Но ведь это невозможно в режиссерском театре, поскольку вы же работаете через мизансцены… Как с твоей точки зрения нужно ставить спектакли в этом новом сгустившемся и непонятном времени?

— Для этого надо написать целый талмуд. У меня нет готового решения. Новое время создает возможности изобретения нового театрального языка, я убежден в этом.

— А как ты относишься к новым ограничениям в театре?

— Есть ограничения или их нет, настоящий театр всегда существует в конфликте и борьбе. Его всегда что-то не устраивает в окружающей жизни. Он по природе своей не может быть пушистым, потому что задается самыми главными вопросами жизни.

— А ты сам борец? Каким ты спортом занимался в детстве?

— Каратэ, немножко боксом.

— Теперь понятно, почему ты понимаешь театр как борьбу. Расскажи, как тебя судьба привела в театр?

— Смотрел крутые боевики в детстве. Сначала мечтал стать как Брюс Ли, потом как Цой, а потом — как Данила Багров. А как стать как Данила Багров? Идти в театральный. (Смеется). А вообще, когда я писал сочинение в первом классе, кем я хочу стать, я написал, что хочу быть артистом. Я не понимал тогда, что есть режиссура, люди, которые все это организовывают, вселенные сочиняют. Не понимал, что есть Коппола, а есть Де Ниро. Мне казалось, что это все одно. Я с раннего детства врубился, что я в эту сторону хочу развиваться. У меня был сложный период в подростковом возрасте. Я вырос в городе Набережные Челны, мы росли в спальном районе. Был момент, когда я хотел с пацанами в ПТУ пойти.

— «Слово пацана»?

— Да, что-то в этом духе. В 90-е был абсолютный беспредел! Рухнул старый мир, появилось понятие рынок и понеслось! Я родился в 1987 году и 80-е не застал. Набережные Челны особенный город. Он был поделен по комплексам.

Все комплексы были пронумерованы по цифрам. Я вырос 51/07.504. 51 — комплекс, 7 — дом, 504 — квартира.

Ты не мог зайти в другой комплекс, и в свой комплекс мы тоже чужих не пускали! Я реально до класса 7-го особо дальше комплекса никуда не ходил. Это было типично для того времени в нашем городе. Конфликты между бандами. Банды тоже в основном назывались по цифрам комплекса, откуда они появлялись.

— К какой ты банде принадлежал?

— Ну и вопросы! (Смеется). К банде артистов, исключительно артистов!

— Недавно тебя пригласили в петербургский ТЮЗ штатным режиссером. Можешь поделиться своими планами?

— Делиться еще рано, но замыслы на будущий сезон уже есть!

— Есть ли еще предложения в Петербурге?

— Да. На режиссерской лаборатории фестиваля LOFT я сделал эскиз по «Высотке» Джеймса Балларда в театре на Васильевском острове. Театр предложил доработать этот проект. Надеюсь, что скоро появится полноценный спектакль.

— Петербург привязывает тебя к себе.

— Я только этому рад. Мне очень нравится город! А вообще предложений на постановки достаточно много из разных городов. И это здорово!

— Ты много работаешь с разными актерскими труппами. Какое впечатление от артистов «Субботы», с которыми ты работаешь сейчас?

— Когда я учился получал свое первое образование в Казани, в конце нашей учебы я выпускал спектакль «Лекарь поневоле» со своими однокурсниками. И вот, на репетициях в «Субботе» я поймал себя на мысли, что я снова чувствую этот дух студийности, как тогда в студенчестве. Я ощутил его во всех, даже во взрослых артистах. Это неожиданно было. И очень приятно! Потом уже я узнал, что «Суббота» выросла из студийного движения, но то, что это сохранилось — приятно поразило. Мне бы очень хотелось, чтобы ощущение от актеров, когда ты чувствуешь, что театр им интересен, сохранилось. Потому что зачастую в профессиональных театрах, как ни парадоксально это звучит, интереса к искусству нет. Как в семье иногда бывает по русской поговорке — стерпится слюбится.

— «Никто не приехал» по жанру у тебя получается чистой комедией?

— Нет, я хотел бы, чтобы это была комедия с элементами триллера. Чтобы спектакль существовал на стыке жанров.

— Что еще интересного происходит для тебе во время репетиций?

— Еще одна особенность этой работы, что мы работаем на репетициях вместе с драматургом. У меня уже был такой опыт в ТЮЗе им. Кариева, когда я выпускал «Приключения Рустема» и несколько других спектаклей. Мне очень понравилось так работать. И в «Субботу» на репетиции приедет драматург Иван Бевз, который будет присутствовать на репетициях. Когда происходит живая работа с драматургом, когда он видит репетиции, видит артистов, диалоги становятся максимально живыми, строятся от индивидуальностей актеров, которые репетируют роли. Так что итоговый текст появится только к премьере.

— Идешь по пути Шекспира, Мольера и Шиллера.

— Да. Мне кажется, что так и должно быть. Почему драматурги сидят где-то у себя, пишут пьесы, не видя живого театра?

Что-то новое открывается во время репетиций в этой истории?

— Глубинно сюжет не поменялся. Но ряд сцену будут расширены, изменены. Для меня в пьесе раскрываются второстепенные персонажи. Они уже далеко не трафаретные, как было в эскизе. Появляется объем, я понимаю, что их привело в эту жизнь, в эту деревню. Они оживают для меня.

— Кого ты видишь зрителем нового спектакля?

— Молодежь, студентов. Я думаю, что им будет понятна и близка эта история, герой, который считает стихи Хаски. Надеюсь, им будет интересно, как он сочетается с этим миром. Я вижу молодого зрителя. Мне бы очень хотелось, чтобы он приходил в театр.

Интервью взял Владимир Кантор